Название: Незримая война
Авторы: Мария Аль-Ради, Мария Кантор
Беты:
aikr, Марина РябушенкоРазмер: миди, 12820 слов
Пейринг/Персонажи: Курт Гессе, Антонио Висконти, ОМП в количестве
Жанр: детектив
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: расчлененка, упоминается каннибализм; небольшие спойлеры к "Тьме века сего"
Краткое содержание: Курт озверел от административной работы и запросился в поле, а тут как раз обнаружилось заковыристое дело в Хайдельберге
Примечание: вдохновлено заявкой Nadia Yar
В рабочей комнате Висконти догорали свечи, бросая на заваленный стопками бумаг стол трепещущие круги света. Огарки следовало заменить, но для этого нужно было встать, а оба присутствующих в комнате члена Совета не испытывали подобного желания.
— Это всё? — устало уточнил Курт, небрежным кивком указав на стопку документов в середине стола.
— На сегодня — да, — откликнулся Висконти. Бодрости в нем было немногим больше, чем в его собеседнике. — И даже на завтра. Можешь радоваться, Гессе.
— С некоторых пор радоваться в этих стенах я разучился, — проворчал Курт. — Все гадаю, за какие именно грехи Господь покарал меня таким количеством бумажной возни.
— Не ной, ради Бога, — поморщился кардинал. — Я, между прочим, варюсь в этом котле на без малого двадцать лет дольше тебя и до сих пор жив.
— А давай мы тебя на следовательскую оперативную работу отправим после этих двадцати лет с бумажками? — предложил Курт без улыбки; Висконти нахмурился:
— На что это ты намекаешь?
— На то, что тебя к тому, чем ты занимаешься всю свою жизнь, готовили. А меня готовили к другому — к тому, чем я и занимался больше четверти века. И чем заниматься действительно хочу, в чем могу быть полезен и эффективен.
— С этим справятся и другие, — со вздохом, как показалось, сочувственным, отозвался итальянец. — А здесь мне тебя заменить некем, сам понимаешь.
— А придется, — непререкаемым тоном произнес майстер Великий Инквизитор. — Я отказываюсь и дальше сидеть в стенах академии безвылазно. Я не ты и не Бруно, я от этого зверею.
— Гессе…
— Или ты дашь мне поработать, Висконти, или в твоем распоряжении окажется канцелярская крыса. Отупевшая от бумажной возни и говорильни. Выбирай.
От удара затянутого в черную перчатку кулака по столешнице огоньки умирающих свечей колыхнулись, а два и вовсе погасли.
Кардинал одарил мятежного соратника долгим взглядом, вздохнул, поднялся, заменил потухшие свечи, зажег их, сел обратно и придвинул к себе стопку бумаг, лежавшую на дальнем конце стола. Курт не говорил ничего, упершись локтями в стол и ожидая реакции на свой ультиматум.
Висконти проглядел верхний лист, покривился, отложил в сторону, взялся за следующий, затем за третий…
— Вот тебе работа, — изрек он наконец, изучая пятый или шестой документ. — Хайдельбергское отделение запрашивает помощи опытного следователя. Висит запутанное дело, местные дознаватели в тупике… Сложный случай, несколько трупов, подозрение на малефицию, что делать — непонятно, словом, всё, как ты любишь. И ехать недалеко.
— Excellenter, — усмехнулся Курт. — Давай сюда их отчеты. Завтра утром выеду. Давненько меня не заносило в Хайдельберг…
***
Испытанный фельдрок отяжелел от дождя, мешающегося с мокрым снегом, последним капризом уходящей зимы; из-под копыт несущегося галопом коня во все стороны летели комья грязи. Майстер Великий Инквизитор Курт Игнациус Гессе спешил в свое удовольствие. Скажи ему кто-нибудь в октябре под хамельнским дождем или в метель у затерянного в лесу трактира, что непогоде можно радоваться, — рассмеялся бы в лицо и заклеймил еретиком в неакадемическом смысле слова. Но когда ты — истосковавшийся по работе oper, а альтернатива дождю и дороге к ждущему своей кары малефику — душная рабочая комната с непочатыми горами бумаг, некоторые ценности научаешься пересматривать. И спешил он в основном не из-за срочности дела — три месяца ждало и еще за день не провалится, — и не оттого, что так уж жаждал поскорее вернуться к делам Совета. Просто не хотелось приезжать на место слишком поздно; пока устроишься, пока дойдешь до местного отделения, там уже и не будет никого. Придется ждать до утра, а отчеты все были прочитаны еще накануне; как ни крути, сплошная трата времени. Кроме того, чем быстрее едешь, тем меньше времени мокнешь.
Рассуждая таким образом, майстер инквизитор гнал коня попеременно то галопом, то рысью, и даже позволив себе пообедать и обсохнуть в придорожном трактире, добрался до цели еще до заката. Город был ему знаком, и Курт отправился прямиком в гостиницу, где уже останавливался в прежние годы службы. Пожилого хозяина сменил молодой, по всей видимости, сын, принявший дело у отца; посему постояльца он не признал, поприветствовав, как любого рядового служителя Конгрегации: с почтением, но без заискивания. Подобное отношение наиболее импонировало ему, и знаменитый Молот Ведьм мысленно поздравил себя с удачным выбором, а старого держателя гостиницы — с толковым сыном.
Оставив вещи в отведенной ему комнате и наскоро перекусив, Курт направился в местное отделение Конгрегации, в очередной раз с благодарностью вспомнив насельников Abyssus'а; еще пару лет назад, прибыв на место службы после целого дня в седле даже и в хорошую погоду, он предпочел бы повременить со всеми делами до утра и дать отдых ноющему натруженному телу. Сейчас же он хоть и ощущал закономерную усталость, без труда находил в себе силы на некоторое количество ходьбы и разговоров.
В отделении его, по всей очевидности, не ждали. То есть ждали, но не его, майстера инквизитора Гессе, а «кого-нибудь в помощь», как выразился один из дежуривших у входа стражей. Представившись и предъявив Сигнум вкупе со всеми прочими особыми приметами, он прямо отправился к обер-инквизитору; рабочая комната была Курту знакома, а вот ее обитатель, как соблаговолил сообщить ему перед отъездом Висконти, около года назад сменился по причине своевременной и ожидаемой смерти от старости. Теперь в дубовом кресле у массивного стола сидел высокий, поджарый мужчина лет сорока пяти с напряженным лицом. При виде вошедшего он вскочил, сперва облегченно улыбнулся, а затем, осознав, кого видит перед собою, вмиг смутился и закаменел с хорошо взболтанной смесью неловкости, решимости и радушия на лице.
— Курт Игнациус Гессе… Великий Инквизитор, — представился Курт, хотя необходимости в этом явно не было, и предъявил свой Знак, как полагалось ad imperatum.
— Франц Остхоф, обер-инквизитор Хайдельберга, — ответствовал сослуживец, с усилием взяв себя в руки, и в свою очередь продемонстрировал Сигнум.
Курт кивнул и улыбнулся как мог благожелательно, затем повел рукой в сторону кресла:
— Присядем? В ногах правды нет. Отчеты вашего подчиненного я вчера просмотрел, но хотелось бы еще раз услышать, что тут у вас творится.
Остхоф сел и принялся рыться в бумагах на столе, пытаясь скрыть напряжение, однако излишне суетливые движения рук его выдавали. «Господи, — подумал Курт, подтягивая табурет и усаживаясь напротив хозяина комнаты, — вот я и дожил до того времени, когда местный обер оказывается моложе меня…»
— Наше дело сочли настолько… серьезным? — уточнил Остхоф. С голосом он совладал вполне, да и с лица первое потрясение понемногу стиралось; хороший признак.
— Просто я озверел без оперативной работы, — развел руками Курт, — и так достал своими жалобами Висконти, что он выдернул из пачки дел первое попавшееся и вручил мне. Оказалось ваше…
Вдаваться в подробности разговора и выбора дела Курт не стал, посчитав, что сейчас важнее разрядить обстановку. Обер-инквизитор ответил с чуть неловкой улыбкой:
— Что ж, в таком случае можно считать, что сие было знаком свыше… Итак, майстер Гессе…
— Бросьте, Остхоф, — отмахнулся Курт, покривившись, — к чему такие церемонии? Мы с вами почти ровесники и находимся не на императорском приеме. Будьте проще.
— Кхм… — протянул обер-инквизитор. — И то верно… Так вот, что у нас тут творится…
Едва начавшийся устный отчет прервал вежливый стук в дверь. В ответ на разрешение войти в комнату проскользнул человек лет тридцати пяти, коий тут же устроился на свободном табурете и замер там, ожидая не то начальственного приказа, не то озарения свыше.
— Хорошо, что ты пришел, Герман, — проговорил обер-инквизитор. — Я как раз намеревался послать за тобой. Майстер Гессе хотел… Я взялся сообщить подробности нашего дела, но, полагаю, будет лучше, если ты сделаешь это сам, — он повернулся к Курту и пояснил: — Это Герман Куглер, следователь первого ранга. Это он ведет дело. Разумеется, я читал все отчеты, и мы регулярно обсуждаем ход расследования, я в курсе всего происходящего и отвечаю за наши действия, но…
— Достаточно, Остхоф, — покривился Курт. — Вам незачем оправдываться. Все верно, лучше всего о деле поведает тот, для кого оно сейчас составляет основу всей жизни, тему дневных забот и ночных раздумий. Так, Герман? Рассказывай. Отчеты я прочел, но теперь хочу слышать твое мнение.
— Дрянь дело, майстер Гессе, если вы хотите знать мое мнение, — мотнул головой следователь. — С самой осени находим изувеченные трупы, и ни следа, ни зацепки. И результата никакого, будто и не малефиция вовсе. Может, и не она, конечно, но доказать я этого не могу, а просто взять и спихнуть дело магистратским…
— Eia! — присвистнул Курт. — Помнится, когда я начинал свою службу, доказывать требовалось наличие в деле малефиции, а не ее отсутствие. Кроме того, я не стал бы столь уверенно приводить отсутствие зримых последствий как аргумент. Бывают и весьма длительные ритуалы, и такие, чей эффект отсрочен во времени или пространстве. Посему выводов пока, полагаю, сделать невозможно за недостаточностью сведений.
Следовало признать, что в целом с оценкой младшего сослуживца майстер инквизитор был согласен; сам он, перевернув последний лист из весьма солидной стопки отчетов, пришел к аналогичному заключению: история в самом деле была гнилая, причем порою в прямом смысле этого слова. Начать с того, что в конце ноября на одном из пустырей на окраине Хайдельберга обнаружилась яма, судя по следам, разрытая собачьими лапами; в оной яме покоились, если так можно сказать, учитывая их состояние, разрозненные фрагменты нескольких человеческих тел разной степени разложения. Не менее четырех и не более шести, если быть точным. При том ни одного полного комплекта не присутствовало. Судя по всему, некто время от времени убивал людей, разделял тела на части и аккуратно складировал их в безымянную общую могилу на пустыре. Вероятнее всего, в последний раз он оказался несколько небрежен при закапывании, и запах учуяли собаки, кои и разрыли захоронение, предположительно растащив часть погребенных там фрагментов. Кое-что и в самом деле обнаружилось при тщательном осмотре окрестностей, но далеко не все. Опознать ни одного из погибших не удалось, как и обнаружить хоть какую-то ниточку к личности убийцы. Никто из окрестных обитателей не видел ничего подозрительного. А если и видел, так наверняка забыл за давностью.
Понимая, что на старое место убийца уже не вернется, служители Конгрегации вызвали соответствующего expertus’а и стали производить обходы местных пустырей в поисках если не самого преступника, то хотя бы более новых захоронений. Это принесло свои плоды. В течение следующих нескольких недель, до того, как выпал снег, было обнаружено еще три… назвать сии ямы с кусками тел, теперь уже одиночных, могилами язык не поворачивался. Жертв удалось опознать, поговорить с родными, собрать сведения о жизни, увлечениях, знакомствах… Ничего, что бы их объединяло. Один студент-богослов, один слуга из богатого дома и один пожилой гончар.
Потом лег снег, зима выдалась недолгой, но снежной и морозной, и тела находиться перестали. Расследование продолжалось, но всем было очевидно, что дело «зависло», и expertus’а отпустили. И вот около недели назад история возымела свое продолжение в виде еще трех неполных тел. Мужских, как, кстати, и все прочие. Двоих опознать не удалось, третьим же оказался университетский профессор, уехавший навестить родню где-то в Богемии еще до Рождества и так и не вернувшийся. Его тело и тело гончара из осенних «находок» пострадали менее прочих: недоставало лишь печени и сердца, прочее наличествовало, хоть и было расчленено. Согласно аккуратно составленному дотошным следователем четвертого ранга Томашем Немецем, занимавшимся анатомированием, перечню, оные органы отсутствовали у всех погибших до единого; зато у всех, за исключением группы, пострадавшей от собак, о коей невозможно было сделать выводов, неизменно присутствовали головы и гениталии. Кости также чаще всего присутствовали все. Состояние же мягких тканей варьировалось от почти не тронутых до почти обглоданного скелета. Таковым оказался студент, найденный еще в декабре, и один из неопознанных зимних погибших, парень лет двадцати, судя по лицу. Способы убиения также были различные: удары сзади по голове, нож между ребер, перерезанное горло; говорить о какой-то периодичности убийств, если таковая и наличествовала, не представлялось возможным ввиду запоздалого и бессистемного обнаружения жертв.
Вот тогда-то хайдельбергский обер и воззвал о помощи, отчаявшись разобраться в происходящем собственными силами.
— Что-нибудь новое за последние дни, не попавшее в отосланные вместе с запросом отчеты, есть? — спросил Курт после минутной задумчивости.
— Мы продолжаем ежедневно обходить пустыри. Вчера нашли еще один труп женщины, но его забрали магистратские, явно не наш случай: тело целое, только волосы обкорнаны и лицо все в порезах. Больше всего похоже на убийство из ревности, но в это уж мы влезать не стали, со своим бы делом разобраться. Продолжаем собирать сведения о профессоре Новаке. Ничего значимого, лишь подтверждение уже указанного в отчетах, но университет большой, студентов у него много было. Сами понимаете, майстер Гессе, небыстрое это дело всех их опросить.
— Небыстрое и не слишком благодарное, — понимающе кивнул Курт. — Но ad imperatum полагается, и были в моей практике случаи, когда именно дотошное соблюдение предписаний спасало жизни или позволяло завершить расследование. Если рассказать мне вам более нечего, я намерен снова поговорить с родственниками, соседями и друзьями погибших. Начну с профессора Новака, а там будет видно. Думаю, за сегодня еще успею посетить двоих-троих.
— Увы, майстер Гессе, добавить мне более нечего, — качнул головой Куглер. — Но если решите начать с университета, очень советую вам зайти к профессору Оскару Клостерманну с богословского факультета. Он охотно работает с нами по вопросам алхимии, но и в целом всегда рад поделиться информацией. К тому же изрядный знаток душ человеческих, порой с нескольких взглядов способен дать весьма точное описание характера. Был бы священником — лучшего духовника трудно было бы желать.
— Занятный typus, — криво усмехнулся Курт. — Помню, он неоднократно фигурировал в отчетах. Непременно с ним побеседую если не сегодня, то завтра утром.
***
Остаток вечера и все следующее утро прошли в непрерывной говорильне и повторяющихся вопросах соседям, приятелям, коллегам, студентам… О покойном профессоре знали довольно много и говорили охотно: хвалили за глубокие суждения, чувство юмора и добродушие, рассказывали о забавных привычках, называли выдержанным, терпеливым, благочестивым. Однако все это никоим образом не приближало майстера инквизитора к пониманию того, кто и почему выбрал именно его в качестве жертвы убийства или возможного малефического ритуала. Куда ходил, с кем говорил и что делал бедняга Новак в последние свои дни в Хайдельберге, за давностью дней уже никто толком не помнил. Ничего более внятного, чем «заходил к нам на ужин незадолго до отъезда», добиться не удавалось. Насколько задолго? Ай, не помню уже, майстер инквизитор! Помилуйте, два месяца минуло. Вроде в среду, день был постный, но может быть, и в пятницу… И даже хваленый информатор профессор Клостерманн ничего ценного сообщить господину дознавателю не смог.
Изрядно уставший, но нимало не обескураженный первой неудачей, по опыту зная, что именно так и начинается большинство расследований, Курт направился в отделение за последними новостями.
О том, что обер-инквизитор в ярости, он узнал еще на подходе к рабочей комнате: майстер Остхоф голоса не понижал и в выражении эмоций не сдерживался.
— Лентяи! — доносилось из-за полуоткрытой двери. — Ротозеи! Зажравшиеся, бессмысленные скоты! В их шлемах мозгов больше, чем в головах! А все прочее им заменяет не иначе как наглость и попустительство!
Если вначале майстер Гессе предполагал, что начальственный гнев на себя навлекли подчиненные и даже до некоторой степени им посочувствовал, то по ходу развития мысли возмущенного сослужителя стало ясно, что если виновны и подчиненные, то не его.
— А теперь можно то же самое, но с начала и с фактами, кои привели вас к столь неочевидным выводам? — усмехнулся он, войдя в комнату и заставив Остхофа поперхнуться неоконченной фразой. — Что у нас случилось? Проглядели всадника апокалипсиса? Бунт? Второе пришествие антихриста?
— Простите, — обер-инквизитор поморщился, — накипело. С полчаса назад сюда заявились из магистрата, просить помощи в расследовании. Прослышали, что к нам прибыло подкрепление, и решили сбросить на нас еще и свои заботы. У них три трупа. Женщины. Все задушены. Волосы отрезаны, лица обезображены. Разумеется, подано это было под соусом подозрений на малефицию, «а вдруг это было сделано для колдовского ритуала?», но всем, начиная с них самих, очевидно, что орудовал maniac, который их безмозглым дознавателям просто не по зубам.
— Тела свежие или тоже основательно проморожены? — уточнил Курт, усевшись на табурет.
— Я бы сказал, основательно разморожены, — вздохнул Остхоф. — Думаю отдать это дело Немецу. Надо же парню на чем-то тренироваться.
— Ваш парень, вам виднее, — хмыкнул Курт. — Хотя в целом я с вами согласен. К тому же, отсутствие Германа сильно замедлит мое расследование, а времени уже и так потеряно предостаточно. Но на тела я все же намерен взглянуть. Нам их передали, или придется нанести визит в магистрат?
— Тела я затребовал, обещали доставить где-то через час. Томаш, по моим прикидкам, вернется примерно тогда же. У нас есть подозрения насчет личности одной из убитых, я отправил его выяснять. А анатомированием у нас занимается он… Знаете, в последние годы я чувствую себя примерно так, как в свое время мой первый начальствующий, еще из старой гвардии: прибывает зеленый молодняк из академии, с идеалами и без опыта, но с такими знаниями и умениями, что, будь они у нас в свое время… Меня вот анатомированию не учили, — в голосе обера звучала досада с легким оттенком зависти.
— И про стригов с вервольфами в учебниках было едва ли полстраницы, — кивнул Курт. — А сейчас чуть ли не на наглядных пособиях тренируются. Но «в наше время», согласитесь, и малефики попадались пореже и пожиже. Тот факт, что я умудрился в первые же пару лет службы натолкнуться на серьезных колдунов, скорее исключение, чем правило. А сейчас наши expertus’ы держат круговую оборону от полчищ заражающих безумием мертвецов и отбивают призванные вражескими силами молнии.
— Вы правы, разумеется, просто…
— Просто у вас, — перебил Курт, — висит сложное дело, в котором вы, самый опытный из имеющихся следователей, не можете разобраться, а потому ощущаете свое бессилие и неловкость от необходимости просить помощи, и в особенности от того, в лице кого эта самая помощь прибыла. Не берите в голову, Остхоф. Мы здесь не затем, чтобы меряться достижениями, а ex officio. А теперь вот что. Я сейчас навещу еще одного свидетеля, хотя мнится мне, что смысла в этом нет никакого, а затем намереваюсь позавтракать. Сюда вернусь через час, если Томаш объявится раньше — пошлите за мной кого-нибудь.
Курт поднялся и, дождавшись обещания всенепременно так и поступить, вышагал из рабочей комнаты.
часть 2 ==>
Journal information